— Это нечисть места. Духи места, по сути. Они все хоть и тратят энергию, но и получают, — не стал отмалчиваться я. — Просто по-разному. Леший, водяной, полевой — эти просто от живности, но у них и площади охеренные, — под кивок Витальича вещал я. — Домовой, конюшенные и прочая хрень — от людей. Но добровольно, в жилом доме.

— Синбинонты, — важно покивал гнум.

— Оне самые, — покивал я. — А вот хищная нечисть — дефицит у них. Нужно живое сожрать, ну и людоеды самые мощные…

— Но и жрут больше всего, — потёр лапы гнум. — Голодает, тварь, — злобно оскалился он. — А ты, Кащей, точно…

— Точно. Слово Бессмертного даю, — внутренне поморщился я.

— Это… успокоил, — аж слегка поклонился гнум.

Ну понятно, что не нежитевед и прочее. Но со словом в курсе. В общем-то, все люди в курсе — иначе с нечистью дел не имели или гробанулись бы, мдя.

А мне теперь бороду эту многогрешную пуще яйца беречь надо. Яйцо отращу, опыт имею. А вот небывальщина мне за дохлого Виталича с таким проворотом может вставить, что и с кончится Кащей.

Хотя я, конечно, слово я наполшишечки дал. Не потому, что налюбить гнома хочу — но случайность какая или его дурь. Но в целом — всё равно “обязательство жизнь сохранить”. На время, пока нечисти не звиздец, но всё же. Интересно, у рыжих старших Мастеров суицидальных наклонностей Кащеям на погубу не водится?

Понаблюдал я за Витальичем пристально: нервничал, но суров и брутален. Вроде не суицидник, что и к лучшему.

— Не буду я тебя на себя надевать! — возмущался гнум после просвещения в детали плана. — Куска тоже не буду! Ты, Кащей, тип известный…

— Как же вы меня задолбали! — закатил глаза я и превратил лапу в моток тросов. — Если бы я, как всякие свинтрахи врут, кого-то ЭТИМ отымел — что бы с ними было?! — и подсунул пучок под нос гнуму.

Тот аккуратно присмотрелся, пальцем потыкал в трос, затылок почесал.

— А чего же тогда народ говорит?

— Свинотрахи потому что! И звиздоболы! — припечатал я электорат. — В общем, на! — пихнул я гнуму пучок тросов. — На пояс надень… Блин, на плечи тоже можно. Да похрен куда! Но в жопу засунешь — порву!

— Вот ещё, в жопу всякое пихать, — возмутился, перепоясавшись, гнум. — Потопали?

— Угу, — согласился я.

Меня Витальич высадил над залом, в котором хотел… поработать.

— Давно не работал, всё в кабинете этом клятом, — аж улыбнулся, хотя нервничал, гнум. — Не подведи, Кащей!

— Я слово дал, — напомнил я.

И спустился Гнум на нижний ярус, стал какую-то фигню творить. А я вполглаза приглядывал и жалел. Ну вот тросами смотреть — картинка неважная, дёрганая. Но смотреть не мешает, не отвлекает. А вот творю себе дополненную реальность — херня выходит, в итоге толком ни округу не вижу, ни таблиц-схем-указателей. Не так что-то делаю, видимо. Не горит, да и обхожусь, но интересно.

Но любоваться на гномьи башмаки и бороду торчком было не слишком интересно, так что я больше вчувствовался.

И — не хрена. Шесть часов я сидел, как дурак, гнум чем-то там занимался, а нечисти не было.

Через шесть часов гнум двинулся к лифту. Я уж думал, посылать хочет и уговаривать придётся. Не тросы на груди рвать, конечно, но сейчас отказываться — идиотизм и вообще времени жалко.

Но выяснилось, что у Витальича перекус. И, неожиданно, у меня. Потому что ввалился гнум в зал с подносом с двумя кружками и двумя лютыми, можно сказать, эпическими бутербродами.

— Пожри, — придвинул мне пропитание гнум и вгрызся в бутер.

Я думал отказаться, но… неправильно это, надо преломлять хлеб и вообще: ритуальщина и вежливость. И заточил эпичное пропитание, недоумевая. Ну я ладно, у меня тросы натурально пасть надорвали, чтоб этот батонище упихать. А Виталич-то как? Ведь точит так, что за ушами пищит. Наверное, специальное гнумье колдунство, решил я.

— Эх, хорошо! — ополовинил кружку рыжий и потянулся. — Давно не работал. Тварь точно появится, Кащей?

— Витальич, блин… хотя хорошо, — хлебнул я пивка. — Как на рыбалке, — под гыканье гнума отметил я. — Сам расклады слышал.

— Это да. Ну хоть… ты чё? А-а-а… — понял мой жест гнум, дохлебнул глотком пиво, и потопал к лифту.

Дело в том, что я почувствовал взгляд. Не слишком пристальный, очень злобный… Ну в общем понятно, кто это.

Оклемался и приглядывается, паразит. Витальич уже на первом ярусе топал к зале, внимание… ну замерцало, а взгляд пропал.

Попался, мысленно потёр лапы я и полностью переключил внимание на тросы.

А твари было явно невмоготу — не успел Витальич толком войти в залу, как откуда не возьмись — тварь.

— Драца да-А-А-А-х-к… — зашипела тварь, прихваченная и нанизанная на тросы.

И живучая какая, мимоходом отметил я. И хорошо, блин, что я запахов тросами не ощущаю. А чистятся они, похоже, небывальщиной. Или природа у них такая, чистыми быть — не разу не гваздались, хоть в какое только дерьмо не влезали.

Но пробив катающуюся по полу тварь ещё в трёх местах, я её порвал напополам. И тварь, в знак протеста, померла с концами.

Кстати, Витальич хоть и отшатнулся, но смотрел на качения и мучения твари очень злорадно и довольно. Видно, кто-то из семёрки был небезразличен. А то и все — и такое бывает.

Встретились мы с Виталичем у лифта, он мне мои тросы всучил и выдал:

— Эк мы его, Кащей!

— Ну да, мы пахали, я и трактор, — ухмыльнулся я. — Да мы, шучу я.

— Шуточки у тебя, Кащей. Ладно, хорошо, что всё…

— Ни хера не всё. Ваши руны не помогают, — напомнил я. — Откуда взялась тварь, да что за тварь — неизвестно. И сколько их…

— Да ну нахер! Кащей, настроение обязательно портить?

— Да, если оно, испорченное, жизни спасает, — отрезал я.

— И то верно. Ладно, пошли рассчитаемся. Или тебе непременно “доставка на дом”?

— Да нет, сам захвачу. Только быстро, Витальич — надо о твари народу рассказать и понять, что ждать и как бороться.

— Ночь глубокая, Кащей, — напомнил гнум.

— А мне — похер. Хотя в ворота не попаду, — сам себе напомнил я.

— Да, до рассвета — час.

— Чуешь? — заинтересовался я.

— Угу, все гномы так, — кивнул рыжий.

И рассчитались — я бы, например, против вменяемого “недовеса” не возражал — всё же не “чисто” заказ исполнил.

Но Витальич кладовщику, недовес организовавшему, подзатыльник прописал, материл с минуту и грязно обругал.

Хрен знает с чего — то ли “хлеб-соль”, то ли пока торгуется — жмот и жадный коротышка. А после — душа человек, и такое бывает.

В общем, Романово я покидал на рассвете, с багажником, полным ценного вольфрама. И необходимостью помотаться да народ оповестить.

А потом над вольфрамом почахну и потренируюсь, планировал я. Заехал в Зеленюки, закинул несколько стержней вольфрама в мимика, даже лапы потёр, поликовал и пошипел:

— Мои сокровищщщи!

Вышло не очень, видно, хреновый из меня жмот. Ну и хрен с ним…

И тут пахнуло небывальщиной, по двери прилетел некислый такой удар, она с грохотом в стену стукнула.

А на ощетинившегося тросами меня смотрела недовольно и обвинительно… золотоволосая кудрявая лолька с красными глазами. Руки в боки упирает, понимаешь, и с такой увесистой претензией выдаёт: